Глава 5. О СРЕДНЕВЕКОВОЙ ХРОНОЛОГИИ

§24. Средневековый Рим

Многие «древние события», как ранее отмечено нами, относимые сейчас к началу новой эры, являются, вероятно, отражениями средневековых событий в некоторой части средневековых документов, неправильно датированных позднейшими хронологами — создателями традиционной хронологии. «Есть ли место» в хронологии средних веков для «древнего мира»? Не получится ли так, что при попытке расположить, например, античные документы в средневековье, мы «не найдем там места» для них ввиду плотного заполнения средневековой хронологии уже известными нам событиями? Но, оказывается, это не так. Во-первых, как показывают наши методики (например, статистическое наложение империй II и III), возникает отождествление событий, считавшихся ранее различными, схожесть которых не могла быть замечена до тex пор, пока не была проведена глобальная обработка всех хронологических данных в виде ГХК (в противном случае неясны были бы принципы сравнения событий). Во-вторых, многие периоды в средневековье покрыты мраком ввиду полного (или частичного) отсутствия соответствующих документов. Изъятие многих средневековых документов и перенос их в глубокую древность (вследствие естественных ошибок при их датировании, см. о них ниже) погрузили в искусственную темноту многие периоды средневековья. В XVIII—XIX вв. сложилась даже своеобразная точка зрения, будто средневековье было периодом «темных веков». Под этим понимается следующее. Якобы в средневековье приходят в полный упадок и исчезают «великие достижения древности». Якобы научная мысль скатывается «на пещерный уровень», начиная свое развитие «с азов». Якобы великие литературные произведения древности лежат мертвым грузом и всплывают на поверхность только в Возрождение [115, с. 161]. Великие достижения «античной астрономии» (теория затмений, теория планет, вычисления астрономами Месопотамии эфемерид планет и т. д.) прочно забыты, н знаменитый Козьма Индикоплевст (VI в. н. э.), исследовавший вопрос о Солнце и звездах, считает, что Вселенная — это ящик, в центре которого из плоской Земли, омываемой Океаном, поднимается гора Арарат, а крышка ящика усеяна маленькими звездными гвоздиками; по углам ящика — 4 ангела, производящие ветры, Солнце ходит вокруг горы. Это — уровень средневековой космографии.

Высшее духовенство якобы в своем большинстве неграмотно [115, с. 166]. Исчезает чеканка монет (см. выше), упраздняется искусство архитектуры, распространяется «всеобщее культурное одичание» [115, с. 167]. Конечно, традиционная история средних веков указывает на некоторые достижения этого периода, однако при этом приговаривается, например, следующее: «Но даже и эти проблески интеллектуальной работы представляли в Европе VI— VII вв. случайные и единичные явления...» [115, с. 169]. «Древняя», блистающая латынь странно деградирует, превращаясь в неуклюжий и корявый язык, который только в Возрождение «снова» (и за короткий срок!) приобретает блеск и широкое распространение как язык науки [115].

Для создания такой картины, безусловно, есть основания, если опираться на традиционную хронологию. Но существует (кроме традиционного) еще одно объяснение всего этого «потопа варварства», якобы обрушившегося на Европу и Средиземноморье в начале средних веков. Основываясь на результатах применения наших методик и на глубоких результатах и наблюдениях предыдущих исследователей (И. Ньютон, Н.А. Морозов и др.), можно предположить, что перед нами не деградация «великого наследия прошлого», а естественное зарождение европейской цивилизации, постепенно создававшей все те научно-культурные ценности, часть которых была затем в силу хронологических ошибок отброшена в прошлое, создав «в древности» призрачный свет и оголив при этом некоторые участки средневековья. Существующая сегодня, например, средневековая история Рима при ближайшем ее рассмотрении вскрывает поразительно большое количество противоречий, параллелей с античностью, которые могут быть объяснены искаженным хронологическим представлением. Дадим краткий обзор средневековой хронологии Рима (см. также [13]), используя монографию Ф. Грегоровиуса [41] в нескольких томах.

«С того времени, как государство готов пало (в VI в. н. э. — А. Ф.), античный строй Италии и Рима начал приходить в полное разрушение. Законы, памятники и даже исторические воспоминания — все было предано забвению» [41, т. 2, с. 3—6]. Изъятие светских хроник из истории средневекового Рима (например, «Истории» Т. Ливия) превратило Рим с точки зрения современной науки в сугубо религиозный город: «Рим удивительным образом обратился в монастырь. Метрополия всего мира стала городом духовных лиц...» [41, т. 2, с. 3—6]. Это превращение ранее «светского Рима» в «религиозный Рим» было объявлено «одною из самых великих и изумительных метаморфоз в истории человечества» [41, т. 2, с. 5—6].

Важно, что в начале средневекового Рима присутствуют все те политические и гражданские установления, которые составляли принадлежность «античного Рима» [41, т. З]. Средневековые свидетельства о Риме крайне скудны. Например, исследуя конец VI в. н. э., известный историк средневекового Рима Ф. Грегоровиус (автор фундаментальнейшего но количеству собранного фактического материала труда [41]) пишет: «События последующих лет нам неизвестны, так как хроники того времени, односложные и такие же смутные, как оно само, упоминают только о бедствиях, причиною которых были стихийные силы природы и чума» [41, т. 2, с. 21]. О событиях середины IX в. н. э.: «Историку Рима за этот период приходится довольствоваться анналами франкских летописцев, дающими лишь весьма скудные сведения, да жизнеописаниями пап, также содержащими в себе почти одни только указания на то, какие были возведены постройки и какие были сделаны пожертвования. Поэтому для историка нет надежды дать картину гражданской жизни города того времени» [41, т. 3, с. 58]. «В папском архиве сохранялось бесчисленное множество церковных актов и регесты или папские письма... Утрата этих сокровищ (и перенос их «в древность». — А. Ф.), погибших бесследно в XII и XIII веках (! — А. Ф.), повела к тому, что в наших сведениях о том времени явился крупный и неизгладимый пробел» [41, т. 3, с. 12] . Это означает, что подавляющая часть сохранившихся документов по истории средневекового Рима относится ко времени начиная только с XI в. н. э.! «Будь в нашем распоряжении все эти регесты... нет сомнения, что и история города Рима с VII по Х век (триста лет — А. Ф.) также осветилась бы для нас иным, более ярким светом...» [41, т. 3, с. 131, коммент. 30]. Неверно, что до нас не дошло никаких данных по истории средневекового Рима. Такие данные есть, и они составляют грубый костяк римской истории, но степень освещения этой эпохи значительно ниже, чем некоторых периодов «древней истории».

«Чтобы написать историю города и увековечить его замечательную судьбу со времени Пипина и Карла, не нашлось ни одного летописца. Германия, Франция и даже южная Италия... дали нам в наследие большое число хроник; но римские монахи были настолько безучастными к истории своего города, что события, происходившие в нем в ту эпоху, остались для нас окутанными полнейшим мраком. Но именно в эту же самую эпоху папство ревностно продолжало вести свою древнюю хронику» [41, т. 3, с. 125— 126]. Но эта папская хроника также не является непрерывной: «С биографией Николая I (IX в. н. э. — А. Ф.) традиционное ведение книги пап прерывается, и нам, в нашем изложении истории города, не раз придется пожалеть об отсутствии этого источника...» [41, т. 3, с. 127]. И так далее. Время от времени средневековые хроники сообщают факты, являющиеся явно «античными» с современной точки зрения. Тогда комментаторы начинают говорить о «воскрешении воспоминаний», о «реминисценциях», о «подражании старине» и т. п. Пример: «Мы встречаем в Х веке римлян с прозваниями, звучащими очень странно. Эти прозвища приковывают наше внимание, воскрешая в нашем представлении древние памятники...» [41, т. 3, с. 316].

В традиционной хронологии много раз вспыхивало обсуждение вопроса о существовании сената и консулата в средневековом Риме. С одной стороны, эти знаменитые политические образования считаются сейчас неотъемлемой чертой «античного Рима», уничтоженной (по традиционной хронологии) в V—VI вв. н. э. вместе с падением Западной империи III. С другой стороны, средневековые хроники время от времени сообщают о наличии в средневековом Риме сената, сенаторов, консулов, трибунов, преторов. В современной науке существует раскол между специалистами по Риму: одни считают, что все эти образования продолжали существовать и в средние века, другие (их большинство и к ним, в частности, принадлежал Ф. Грегоровиус) уверены в том, что все эти «древние термины» средневековые римляне употребляли «по инерции», не придавая им «прежнего смысла», сохраняя их только как «воспоминание» о величии «древнего Рима» и т. п. [41, т. З].

Ф. Грегоровиус: «Они (средневековые римляне. — А. Ф.) призывают себе на помощь из могил древности, ставших уже легендарными, тени консулов, трибунов и сенаторов, и эти тени как бы действительно (! — А. Ф.) витают в вечном городе в течение всех средних веков» [41, т. 3, с. 349]. «Сан консула очень часто упоминается в документах Х века» [41, т. 3, с. 409, коммент. 20]. В Х веке «император (Оттон. — А. Ф.) стремился воскресить давно забытые обычаи римлян...» [41, т. 3, с. 388]. В частности, Оттон III носил «титулы, созданные по образцу титулов древнеримских триумфаторов...» [41, т. 3, с. 395—396]. Говоря об описании средневекового Рима, сохранившемся в средневековой книге «Graphia», Ф. Грегоровиус смущенно заявляет: «Graphia» смешивает прошлое с настоящим» [41, т. 3, с. 458, коммент. 7]. И далее: «То же самое по существу явление мы видим и в Оттоне III, который со всей страстью вводил уцелевшие остатки римской империи, — чины, одежды и идеи времен этой империи, — в свое средневековое государство, где все это выглядело (с точки зрения современного комментатора. — А. Ф.), как заплаты... Стремление облагородить варварскую эпоху подобными воспоминаниями было общераспространенным (! — А. Ф.)» [41, т. 3, с. 427}. «В самом Риме в Х веке было возобновлено (скорее всего начато. — А. Ф.) продолжение неоценимой книги пап, прерванной на жизнеописании Стефана V, — именно в форме кратких таблиц, называемых каталогами... В каталогах обозначены лишь имена пап, их происхождение, время правления и затем приложено коротенькое изложение отдельных событий. Ничто не свидетельствует так ясно о варварстве Рима в Х веке, как продолжение знаменитой «Liber Pontificalis» в ее первоначальной, крайне несовершенной форме» [41, т. 3, с. 431].

Средневековые хроники переполнены фактами, подтверждающими обнаруженные нами выше параллелизмы. Более того, Ф. Грегоровиус, прекрасно ориентируясь как в средневековой, так и в античной истории Рима, то и дело обнаруживает странные параллели между античными и средневековыми событиями. Он указывает на них и пытается объяснить такие параллели (иногда чрезвычайно яркие) «странностями общественной эволюции». Замечательно, что практически все такие обнаруженные им параллели в точности укладываются в нашу схему ГХК. Другими словами, Ф. Грегоровиус «обнаруживает» их там, где они и должны быть. Такие примеры ниже мы приведем.

Оказывается, что «неподалеку от Рима Ной основал город и назвал его своим именем; сыновья Ноя Янус, Иафет и Камез построили на Палатине город Яникул... Янус жил на Палатине и позднее, вместе с Нимвродом (! — А. Ф.)... воздвиг еще город Сатурнию на Капитолии (см. ГХК. — А.Ф.)» [41, т. 3, с. 437]. Все эти «странности» (с точки зрения традиционной хронологии) точно отвечают (в данном случае) изоморфизму между богоборческим и богославским царствами и Западной и Восточной империями Рима (см. также рис. 17.1). «В средние века даже один памятник на форуме Нервы назывался Ноев ковчег» [41, т. 3, с. 461, коммент. 26]. Еще один пример «знаменитой средневековой нелепости» (с точки зрения современной традиции): «Известно, что франки полагали, будто они происходят из Трои» [41, т. 3, с. 361, коммент. 28].

«Наилучшим украшением церквей и дворцов были тогда древние памятники... И только этим античным характером города (! — А. Ф.), преобладавшим в нем в течение всех средних веков (! — А. Ф.), могут быть объяснены многие исторические события» [41, т. 3, с. 443]. Оказывается, что первые списки памятников Рима (они были составлены только в XII в. н. э.) представляют с современной точки зрения «изумительную смесь верных и ошибочных названий древних памятников» [41, т. 3, с. 447]. Вот один пример: «Она (Церковь св. Сергия. — А. Ф.) была посвящена не только св. Сергию, но и св. Вакху; имя этого святого звучит странно в этой древнеязыческой местности; но все-таки оно не составляло исключения в Риме, так как среди римских святых мы снова находим имена других древних богов и героев, как-то: св. Ахиллеса, св. Квирина, св. Дионисия, св. Ипполита и св. Гермеса...» [41, т. 3, с. 447].

История знаменитых архитектурных памятников Рима более или менее уверенно прослеживается от нас вниз не далее Х— XIII вв. н. э. Пример: «В течение долгого времени (после «античности» — А. Ф.) мы не встречаем имени Капитолия; оно исчезает со страниц истории (может быть, он просто еще не построен. — А. Ф.); правда, в «Graphia» сказано, что стены Капитолия были выложены стеклом и золотом (но это — данные после Х в. н. э.! — А. Ф.), но описания храма не приводится... Об императорских форумах, некогда полных величия, хранится глубокое молчание (и они еще не построены. — А. Ф.), за исключением форума Траяна; форум Августа был настолько загроможден развалинами и настолько зарос деревьями, что народ называл его волшебным садом...» [41, т. 3, с. 447—448]. В средневековых названиях памятников Рима царит полный хаос, смесь «древних» и средневековых названий. Пример: «Храм Весты некогда считался храмом Hercules Victor, а в настоящее время археологи считают его храмом Кибелы; но и этой богине придется, конечно (?! — А. Ф.), уступить свое место иному божеству, которое в свою очередь какою-нибудь археологическою революцией будет также низвергнуто» [41, т. 3, с. 469—470}. Все эти переотождествления напоминают скорее увлекательную игру, чем научно обоснованные утверждения.

До XI в. н. э. «духовенство проводило время в вакханалиях» [41, т. 4, с. 42]. «В течение... более чем 500 лет непроницаемый мрак ночи окутывает эту местность (Капитолий и около него. — Л.Ф.)... Лишь благодаря сохранившемуся преданию о том, чем некогда был Капитолий, он снова приобрел историческое значение и еще раз (! — А. Ф.) сосредоточил в себе политическую деятельность города, когда пробудился дух гражданской независимости. В XI веке Капитолий уже был центром всех чисто городских дел (неужели среди развалин? Ведь традиция уверяет нас, что Капитолий был разрушен еще в глубоком прошлом и в таком, практически «стертом с лица земли виде» простоял без изменений до нашего времени. — А. Ф.)... Святыня Римской империи воскресла в воспоминаниях римлян, оживленные собрания знати и народа происходили на развалинах Капитолия... Затем, во времена Бенцо Григория VII и Геласия II, римляне призывались все в тот же Капитолий, когда состоялись бурные выборы префектов, когда необходимо было получить согласие народа на избрание Каликста II или требовалось призвать римлян к оружию. Возможно, что свое помещение префект города имел также на Капитолии (спал под открытым небом? — А. Ф.), так как префект, назначенный Генрихом IV... жил именно здесь. Далее, судебное разбирательство производилось тоже во дворце, находившемся в Капитолии (и тоже среди развалин? — А. Ф.)...» [41, т. 4, с. 391]. Можно ли допустить, даже в качестве гипотезы, что все эти собрания, совещания, выборы, споры, обсуждение документов (и их хранение), вынесение ответственных государственных решений, подписание официальных бумаг и т. д. и т. п. совершались на грудах старых развалин, а не в специально устроенных помещениях, которые и были построены для этих целей и именно в это время, а разрушены они были уже значительно позднее. В Риме после XI—XII вв. н. э. было достаточно «волн разрушений».

Туман ортодоксальной концепции настолько плотно окутывает Ф. Грегоровиуса (а ведь это один из самых серьезных и «документированных» историков Рима), что он продолжает свое изложение, по-видимому, не чувствуя всей нелепости описываемой им картины, противоречащей элементарному здравому смыслу: «Сидя на опрокинутых колоннах храма Юпитера или под сводами государственного архива, среди разбитых статуй и досок с надписями, капитолийский монах, хищный консул, невежественный сенатор могли при виде этих развалин чувствовать изумление и погружаться в размышления об изменчивости судьбы» [41, т. 4, с. 391— 392]. Не замечая комической невероятности таких законодательных собраний при папах, претендующих на мировое господство, Ф. Грегоровиус продолжает: «Сенаторы, приходившие на развалины Капитолия в высоких митрах и парчовых мантиях, имели разве только смутное представление о том, что некогда именно здесь объявлялись государственными людьми законы, произносились ораторами речи, торжественно праздновались победы над народами и решались судьбы мира. Нет насмешки ужасней той, которую пережил Рим!.. Среди мраморных глыб (и, прибавим от себя, заседающих на них сенаторов. — А. Ф.) паслись стада коз, поэтому часть Капитолия получила тривиальное название «Козлиной горы»... подобно тому, как Римский форум стал называться «выгоном» (уж не сенаторов ли? — А. Ф.)...» [41, т. 4, с. 393—394).

Далее, Ф. Грегоровиус, в подтверждение нарисованной им грустной традиционной картины, приводит средневековое описание Капитолия — единственный первоисточник вплоть до XII в. н. э. Самое поразительное, что в этом тексте, занимающем целую страницу современной книги крупного формата (текст набран петитом), ни слова не говорится о каких-либо разрушениях, а описывается средневековый Капитолий как функционирующий политический центр, причем весь текст — средневековый (и по датировке, и по описываемым событиям) [41, т. 4]. Говорится о роскошных зданиях, храмах и т. п. О стадах коз, уныло бродящих среди этой золотой роскоши, не говорится почему-то ни слова. Ф. Грегоровиус, добросовестно приведя весь этот текст (надо отдать должное его научной добросовестности), не удержался от очередного пропагандистского нажима на читателя: «Даже для этих легендарных книг все уже является минувшим и загадкой...» [41, т. 4, с. 428, коммент. 16]. Вообще, мы советуем читателю почаще обращаться к первоисточникам и читать их непредвзятым взглядом. Вас ждет много интересного.

Говоря о средневековом Риме Х—XI вв. Ф. Грегоровиус отмечает (уже в который раз): «Казалось, Рим вернулся к давно прошедшим временам: так же, как в древности, Рим теперь имел сенат и вел войну с латинскими и тусцийскими городами, которые, в свою очередь, снова соединились вместе, чтобы вести борьбу с Римом» [41, т. 4, с. 412].

В XII в.: «Арнольд (Брешианский. — А. Ф.) излишне отдавался древним традициям...» [41, т. 4, с. 415]. Он «восстановил» древнее (считаемое античным) сословие всадников [41, т. 4, с. 415]. В XII в. папа Александр III «возрождает вновь языческий триумф древних императоров» [41, т. 4, с. 503]. Этот список «вновь возродившихся» древних, античных традиций, имен, ритуалов и т. д. можно было бы продолжать на многих десятках страниц, поскольку практически все основные «древние институты античного Рима» возродились в средние века. Трактовка этого явления именно как возрождения, а не зарождения, опирается исключительно лишь на традиционную хронологию.

Единственными первоисточниками по археологии и памятникам средневекового Рима являются две книги, составленные не ранее XII—XIII вв. н. э. [41, т. 4, с. 544—545]. С точки зрения традиционной хронологии названия римских памятников, приведенные в этих книгах, «часто ошибочны» и хаотичны [41, т. 4, с. 544—545]. Например, базилика Константина названа храмом Ромула (это в точности совпадает с наложением Ромула на Константина, см. об этом ниже). Кроме таких отождествлений средневековые хроники сплошь и рядом вступают в противоречие с традиционной (сегодняшней) хронологией. Пример: Рикобальд утверждает, что знаменитая античная конная статуя Марка Аврелия была отлита и поставлена по приказанию папы Климента III (а ведь это уже XII век!) [41, т. 4, с. 568, коммент. 74]. Ф. Грегоровиус растерянно комментирует: «Это ошибочно утверждает Рикобальд...» [41, т. 4, с. 568, коммент. 74]. Какова же аргументация? Такова: «Каким образом при таком низком уровне, на котором стояло в Риме тогда искусство, могла быть выполнена подобная работа из бронзы?» [41, т. 4, с. 573]. Наша гипотеза: классическая античность и существует именно в эту эпоху.

«Знаменитое имя Аннибала снова появилось в средневековой фамилии, из которой в течение нескольких столетий выходили сенаторы, военачальники и кардиналы» [41, т. 5, с. 122]. В XIII в.: «Римский народ проникся в это время новым духом; как в древности, во времена Камилла и Кориолана (античность. — А. Ф.), он выступил на завоевание Тусции и Лациума. Снова появились на поле брани римские знамена с древними инициалами S. P. Q. R. ...» [41, т. 5, с. 126—127]. И так далее.

Важный вопрос: каков был характер христианского культа до Григория Гильдебранда (XI в. и. э.)? Изучение материала показывает, что культ этот, по-видимому, совпадал с языческим, вакхическим культом, описанным в классических источниках, считаемых сегодня древними и античными. В [13] приведено, в частности, много данных, показывающих, что официальная проституция была неотъемлемой частью средневекового христианского культа.

В традиционной хронологии сохранилось много следов этого христианско-вакхического богослужения. Например, у средневековых христиан, по сообщениям специалистов по традиционной истории религии (см., например, цитаты в [13]), религиозный ритуал включал в себя ночные собрания «агапы» («влюбленные ночи»). Как ни стараются позднесредневековые и современные теологи убедить нас, что эти христианские «вечери любви» были посвящены одним «дружеским возлияниям», но само исконное значение слова «агапа» обнаруживает совсем другое [13]. Для «братской любви» по-гречески всегда употреблялось и употребляется слово «филия», а слово «агапа» употребляется исключительно для эротической любви. А потому «агапы» — скорее всего просто христианское название средневековых вакханалий дионисийского культа со всеми оргиастическими атрибутами, относимыми сейчас традицией якобы в глубокую древность (в античность). То, что традиционная хронология преподносит нам из истории средневековой христианской церкви как исключение, было правилом (например, многочисленные указания на «развратность римских пап» объясняются распространенностью обязательного христианского культа вакханалий оргиастического характера, а не «искажениями» непорочного ритуала). Именно такие языческие вакханалии и описаны у Т. Ливия, «История» которого (см. результаты применения наших методик) наложилась на средневековый Рим. Конечно, уничтожить вакхический культ было не просто (ввиду его очевидной привлекательности), чему Гильдебранд в XI в. уделил огромное внимание. В дальнейшем к решению этой задачи (т. е. к реформе языческого христианского культа в более «сдержанную версию» христианства) была призвана и инквизиция. Знаменитые средневековые описания «дьявольских шабашей», вероятно, имеют своими оригиналами все те же средневековые «агапы» — вакханалии античности, но превращенные уже (с точки зрения реформаторов церкви после Гильдебранда) в «дело рук дьявола». Напомним, что одной из основных характеристик агап-шабашей являлись, как известно, разнузданные половые эксцессы. Естественно, что новая, евангелическая церковь (родившаяся, вероятно, при Гильдебранде в XI в. н. э., так называемая «обновленческая церковь») переложила ответственность за организацию агап-шабашей-вакханалий на «дьявола», чтобы задушить в пастве воспоминания о своем собственном прошлом, причем весьма недавнем культе. Этот культ, вероятно, и был вакхически-христианским, описанным в античных классических документах средних веков и относимый сегодня в глубокое прошлое. По гипотезе Н.А. Морозова, потребность в уничтожении христианско-вакхического культа могла быть вызвана широким распространением венерических болезней в Европе.

Тем не менее, несмотря на успех реформы Гильдебранда, вакхический христианский культ еще долго держался в Западной Европе. Вот, например, книга Шампфлери «История карикатуры в средние века» [105], анализ которой выполнен в [13]. Обычно карикатура использует реальные черты для того, чтобы, исказив их, обратить на них особое внимание. Шампфлери писал: «Странные увеселения (с точки зрения современной концепции. — А. Ф.) происходили в соборах и монастырях при больших праздниках церкви в средние века и в эпоху Возрождения. Не только низшее духовенство участвует в веселых плясках и песнях, особенно на Пасхе и Рождестве, но даже и главнейшие церковные сановники. Монахи мужских монастырей плясали тогда с монашенками соседних женских, и епископы присоединялись к их веселию» [105, с. 53] (цит. по: [13, с. 656]). И далее Шампфлери приводит как самый скромный образец, выдавая его за карикатуру (!), изображение ужина монахов и «их возлюбленных» из Библии XIV в. (подчеркнем — из Библии), хранящейся под № 166 в Парижской национальной библиотеке [13, с. 657, рис. 113]. Но каким же образом «карикатура», если это действительно карикатура, попала в Библию—священную книгу? Священные книги — не место для острот и издевательств, тем более что остальные миниатюры этого издания Библии отнюдь не обнаруживают в художнике остряка. На миниатюре изображена типичная вакхическая (античная) ситуация: один из монахов на переднем плане предается любовным забавам с монашенкой, на заднем плане повторяется то же самое, но в массовом масштабе [13], [105]. Голландская «карикатура» на средневековый христианский культ приведена, например, в [132, с. 17]. Толпа прихожан врывается в церковь вслед за священником; перед церковью на площади — пьяный разгул веселящейся толпы. Аналогичную «карикатуру» см. также в [132, с. 181]. Изображена разнузданная вакханалия. Число таких «карикатур», сохраненных нам средневековыми рукописями, велико [13], [105]. Кстати, папа Пий II, например, — автор многочисленных эротических произведений и крайне непристойной (по современным понятиям) комедии «Христос» (!) [132, с. 156]. Уместно упомянуть здесь и о знаменитой «Песни Песней», помещенной в библейский канон и также пронизанной откровенной эротикой (трактуемой теологами нашего времени якобы как некое «иносказание»).

Стараясь приспособить тогдашнюю средневековую монашескую жизнь к современной морали и нашим современным представлениям о религиозной жизни и «монашеском идеале» того времени, Шампфлери уверяет нас, что на все такие рисунки надо смотреть не как на иллюстрации былой действительности, а как на предостережение от подобных поступков. Это странно, так как «предостережение» нарисовано очень соблазнительно. Кто, например, стал бы предостерегать публику от разврата распространением прекрасно выполненных порнографических изданий? Скорее всего это вызовет обратные последствия. Кроме того, если бы это были «предостережения», то изображались бы какие-либо неприятные последствия такой практики. Но ничего этого нет! Подобные иллюстрации (например, в Библии) возможны лишь в том случае, если они рисуют обычный образ жизни средневекового духовенства, факт, который всеми признается нормальным. А если бы художник сделал это с целью порицания обычаев, уже переставших одобряться при новой идеологии, то, как отмечено в [13, с. 567], он и изобразил бы эту пирушку в какой-нибудь отвратительной форме, с чертями, влекущими грешников в ад, с уродливыми последствиями болезней и т. д. (Именно такие изображения и появились, но только в позднее средневековье в период борьбы реформированной евангелической церкви со своим предыдущим антично-вакхическим прошлым средних веков). Вместо этого многие средневековые Библии снабжены иллюстрациями, показывающими вакханалии, пляски (в типично античном исполнении); заставки к главам обвиты виноградными гроздьями, по которым весело взбираются маленькие ангелы, неотличимые от античных амуров (считаемых сейчас «древними»), и т. д. Сошлюсь на личное знакомство со старинными Библиями, например в библиотеке Московского планетария и в Музее редкой книги при ГБИЛ в Москве. Еще в VII в. и. э., говорит Шампфлери, т.е. через 700 лет после возникновения христианства (по традиционной хронологии, а в силу наших результатов — где-то в X—XI вв. н. э., что совпадает как раз с реформой Григория VII), собор в Шалоне на Саоне запрещает петь женщинам в церквах неприличные песни. Григорий Турский протестует против монашеских маскарадов (в Пуатье) в связи с существовавшими в те века на религиозной подкладке «безумными праздниками», «праздниками невинных», «праздниками осла» [105], [13].

Шампфлери: «Только в 1212 году парижский собор запретил монашенкам устраивать «безумные праздники» в такой форме: «От безумных праздников, где принимают фаллус, повсюду воздерживаться, и это мы тем сильнее запрещаем монахам и монашенкам»» [105, с. 57] (цит. по: [13, с. 658]). Запрещение, по-видимому, мало помогло, так как и потом, в 1245 г., обновленческий епископ Одон, посещая руанские монастыри, сообщил, что монахини в массовых масштабах предаются там на праздниках непристойным удовольствиям [105, с. 57] (цит. по: [13, с. 658]). Очень сходны были с храмовыми «безумными праздниками» (т. е. с festi follorum, переименованными, вероятно (см. [13]), из festi phallorum) праздники «невинных», т. е., вероятно, не ведающих различия между дозволенным и недозволенным. И те и другие были, возможно, лишь иными прозвищами христианских агап и вакханалий. Они существовали, по Шампфлери, в Безансоне еще и между 1284 и 1559 гг., когда их запретила и там обновленческая церковь. Да и король Шарль VII в 1430 г. снова запрещает в кафедрале Труа эти религиозные «безумные праздники» [105, с. 58]. Отсюда видно, с каким трудом до позднего средневековья изживало новое евангелическое папство глубоко укоренившийся вакхически-христианский культ средних веков. «Не раз,—говорит Шампфлери, — когда я исследовал старинные соборы, стараясь найти секрет сбивающей с толку непристойной их орнаментации, все мои объяснения казались мне самому толкованиями на книгу, написанную на каком-то чуждом мне языке... Что подумать, например, о странной скульптуре, помещенной в тени под колонной подземной залы средневекового кафедрального собора в Бурже?» [105, с. 230] (цит. по: [13, с. 661]). Скульптура эта представляет собой выступающие из колонны в эротической позе ягодицы человека, выполненные тщательно и экспрессивно. Скульптура помещена в месте, удобном для любовных игр [13, с. 661]. Как могли терпеть такую скульптуру постоянно пользовавшиеся этим храмом монахи и прихожане ранее того времени, как эта скульптура стала сохраняться в виде пережитка давно минувших дней (как «выставочный экспонат») ? Попытки объяснить все такие скульптуры и изображения (а их сохранилось немало) тем, что они являются «карикатурами», высеченными в камне, в священных храмах, на тех, кто в них служит, несерьезны. Шампфлери: «Найдется ли такое парадоксальное воображение, чтобы определить соотношение подобной, выходящей из пределов возможности шутки с благочестивым местом, где изваяно это изображение? Какие авторитетные влияния были нужны, чтобы не остановить руку ремесленника, исполнявшего такие детали?.. На стенах некоторых старинных христианских храмов мы с удивлением видим изображения половых органов человека, которые угодливо выставлены напоказ среди предметов, предназначенных для богослужения. Как будто эхо античного символизма, такие порнографические скульптуры с удивительной невинностью высечены каменотесами... Эти... фаллические воспоминания старины, находимые в темных залах (где и совершались вакханалии. — А. Ф.) кафедральных соборов центральной Франции, особенно многочисленны в Жиронде. Бордосский ученый — археолог Лео Друэн показывал мне курьезные образчики бесстыдных скульптур, выставленных напоказ в старинных церквах его провинции, которые он скрывает в глубине своих папок» [105, с. 240] (цит. по: [13, с. 661]). «Но избыток стыдливости лишает нас важных научных знаний. Новейшие историки, умалчивая о христианских изображениях половых органов в некоторых помещениях старинных храмов, набрасывают покрывало на мысль того, кто захотел бы сопоставить памятники классической древности с памятниками средних веков. Серьезные книги о культе фаллоса с помощью серьезных рисунков осветили бы ярко этот предмет и обнаружили бы мировоззрение тех, кто и в средние века не мог еще отделаться от языческих культов» [13, с. 661]. Скорее всего все эти изображения и скульптуры никак не являются издевательствами над церковью, а имеют такое же чисто пригласительное значение (до развертывания широких репрессий новой евангелической церкви Гильдебранда против прежнего вакхического культа), как и изображение кружек с пенящимся пивом на дверях немецких пивных [13, с. 661]. Уместно отметить, что и сам термин «карикатура» тоже изменил свой смысл за последние столетия (сейчас этот смысл сузился), наподобие того как изменился смысл термина «анекдот».

В тесной связи с порнографическими христианскими скульптурами и изображениями находятся и порнографические (эротические) изображения античности, например, в Помпеях [146]. И опять-таки мы вынуждены отметить, что «стыдливость» препятствует ознакомлению научной общественности с этими интересными материалами. «Те из картин, которые представляют какие-нибудь резко-эротические и неблагопристойные сцены, столь любимые древними, сохраняются под замком... В доме развратных женщин... кто-то тайком ночью соскоблил ножом неблагопристойные фрески...» [146, с. 75]. Более того: «В последнее время все помпейские картины и изваяния, не совместные с современными понятиями о приличии, хранятся в секретном отделении (курсив В. Классовского. — А. Ф.) бурбонского музея, куда пускают лишь предъявивших у входа особое позволение от высшего начальства. Позволение это получить законным образом не легко...» [146, с. 76]. Впрочем, в 1836 г. вышло описание (с гравюрами) некоторых из экспонатов этого секретного кабинета [188], ставшее сегодня антикварной редкостью. Отметим здесь же, что (по мнению Гумфрея Деви) «помпейские художники и итальянские эпохи Возрождения писали одинаковыми красками...» (цит. по: [146, с. 70]).

В Помпее обнаружены дома (один из них считают сейчас гостиницей), над входами в которые прикреплены каменные фаллусы [146, с. 120]. Связь фаллуса с христианским культом имеется не только в европейских храмах средних веков. «В Гиерополе высечены были из гранита фаллы чудовищной величины, в 180 футов и выше; их ставили в преддверии храма...» [146, с. 122]. В. Классовский наивно предполагал, что эти громадные каменные изображения ставились «для назидания богомольцев» (?) [146, с. 122]. А скорее всего, это — условный знак типа вывески.

Если непристойные изображения — лишь пригласительные вывески для побуждения паствы к христианским увеселениям, практиковавшимся в храмах вплоть до XV в. (и даже позже!), то что обозначают изображения на них ведьм, чертей и т. д.? Позднейшие (где черти тащат грешников в ад) имеют, конечно, устрашающее значение. Но что же значат такие, где, например, черт играет на гитаре, где изображены обнаженные женщины верхом на козлах и ослах в припадке оргазма и сладострастия? [105], [13]. Какую смысловую нагрузку несли каменные обезьяны, исполняющие разнузданные пляски с откровенным эротическим оттенком? Таковы, например, каменные скульптуры на капителях кафедрального собора в Магдебурге [13, с. 664, рис. 115]. Вот, например, барельеф на своде портала знаменитой церкви Notre Dame de Paris XII в. с непристойными изображениями [13, с. 664]. Целая серия барельефов: обнаженные женщины вступают в сношения с ослами, козлами и друг с другом, клубок человеческих тел, сплетенных в припадке сладострастия, черти и дьяволы, развлекающие любовными упражнениями прихожан и прихожанок. Изображения эти выполнены тщательно (уместно напомнить о чрезвычайно развитом эротическом священном, религиозном культе в Индии, тесно переплетенном с религией; некоторые храмы в Индии сверху донизу покрыты изощренной эротической скульптурой). Что значит скульптура, выставленная напоказ публике на портале церкви в Ploermel, где молодая жена натягивает нос своему мужу в ночном колпаке, а сама радостно улыбается? [13, с. 665, рис. 1!9]. Шампфлери, который приводит эти (и другие) рисунки и скульптуры, четко и ясно не отвечает на все эти вопросы. Но смысл, например, последней скульптуры ясен. «Такой рисунок явно служил не неуместной карикатурой, а вполне уместной вывеской на легализованном доме любовных свиданий замужних женщин (в храме. — А. Ф.)» [12, с. 666].

В [13] приведены аргументы в пользу того, что первичные христианские храмы совмещали в себе как черты богослужения, знакомого нам по поздней христианской литературе, так и черты публичного дома, тесно спаянного с церковью на первых стадиях ее развития ввиду вакхичности и оргиастичности христианского культа (ср. с некоторыми эротическими формами индуисского культа). После отделения публичного дома от церкви (в Индии, например, это единство существовало кое-где еще и в XIX в.) он превратился в полулегальное учреждение современного типа. Все такие изображения на стенах и над входами в храмы могли возникнуть и существовать осмысленно, пока эти храмы служили не местами благочестивых размышлений (в современном смысле и представлении), а увеселительными домами в честь веселых античных богов с эротическим оттенком (см., например, классический греческий античный пантеон), и сама причастная чаша в них служила также и для оргий [13].

В археологии средневекового Рима хорошо известно [41], что практически все римские христианские церкви построены якобы «на развалинах» языческих храмов, причем эти «предшествующие языческие памятники» были почему-то примерно того же назначения и даже того же названия, что и христианские («более поздние») храмы. Например, церковь св. Дионисия построена якобы на месте «языческого храма Диониса» и т. д. Большой список таких отождествлений см. в [41]. С нашей точки зрения, здесь вскрывается все тот же механизм: объявив свое недавнее вакхическое прошлое «ошибочным» (в силу тех или иных объективных причин), христианская церковь, перейдя в новую евангелическую фазу (в Х—XI вв.), просто переименовала свои прежние языческо-вакхические храмы, объявив прежних вакхических богов новыми евангелическими святыми (иногда даже сохраняя их имена).

§25. Средневековые Афины

Информация о средневековой Греции значительно беднее, чем о средневековом Риме. Так как хронология Греции тесно связана с хронологией Афин, то прореферируем (весьма кратко) лишь афинскую хронологию, не касаясь других городов Греции. Основой для этого послужит фундаментальный труд [42], где собрано огромное количество средневековых текстов и документов старого и нового времени по истории Греции. В греческой истории отсутствует источник, схожий по фундаментальности и протяженности (во времени) с «Историей» Т. Ливия. Поэтому греческая хронология восстанавливается из отдельных фрагментов, нанизанных друг на друга при наличии «зацеплений» с римской хронологией [241, [42].

Как и история других античных городов, история Афин характеризуется в традиционной версии «древним расцветом», затем — погружением в темноту средних веков, из которых город всплывает лишь в середине средневековья (позже Рима). Ф. Грегоровиус, автор «Истории города Афин в средние века» [42], писал: «Что касается собственно города Афин, то его судьбы в эту эпоху (речь идет о средних веках. — А. Ф.) покрыты таким непроницаемым мраком, что было даже выставлено чудовищнейшее мнение, которому можно было бы поверить, а именно, будто Афины с VI по Х век превратились в необитаемую лесную поросль (! — А. Ф.), а под конец и совсем были выжжены варварами. Доказательства существования Афин в мрачнейшую эпоху добыты вполне неоспоримые, но едва ли может служить что-нибудь более разительным подтверждением полнейшего исчезновения Афин с исторического горизонта, как тот факт, что потребовалось приискивать особые доказательства ради того только, что достославнейший город по преимуществу исторической страны вообще влачил еще тогда существование» [42, с. 41], Еще раз отметим, что труд [42] —одно из самых фундаментальных и документированные исследований ло истории средневековой Греции.

Эти данные о положении Афин в средние века впервые были четко сформулированы Фальмерайером (XIX в.) [42, с. 41]. Чтобы как-то объяснить эту странную «катастрофу» (исчезновение великой античной Греции), Фальмерайер предположил, будто аваро-славяне «вырезали всю древнюю Грецию» [42, с. 41]. Однако никаких документов, подтверждающих это «вырезание», нет [42]. «Начиная с VII столетия, Греция настолько становится безразличной для истории, что имена итальянских городов, вроде Равенны, Беневента, Капуи, Тарента, Бари и Сиракуз, гораздо чаще упоминаются византийскими летописцами, нежели Коринф, Фивы, Спарта или Афины. Но и за всем тем, ни единый из летописцев ни словом не намекает на покорение или на опустошение Афин пришлыми народами...» [42, с. 42]. Об Афинах периода V—X вв. н. э. сохранилось в рамках традиционной хронологии чрезвычайно мало данных [42]. «Город (Афины. — А. Ф.) обезлюдел, обеднел, его морское могущество и политическая жизнь угасли так же, как жизнь и во всей вообще Элладе» [42, с. 2—3]. «Славу же за современным (т. е. средневековым. — А. Ф.) городом обеспечивают не столько мудрецы, сколько торговцы медом» [42, о. 22]. «Синезий в письмах из Афин ни единым словом не упоминает о знаменитых городских памятниках (которые, вероятно, просто еще не построены. — А. Ф.)» [42. с. 22]. «На Афины и Элладу теперь спускались более глубокие сумерки... Политическая жизнь здесь погасла, торговля и промышленность почти не оживляли греческих городов, за исключением бойкого рынка Фессалоник» [42, с. 26—27].

«Пресвятая Дева Мария уже начинала победоносную борьбу с Древнею Палладою из-за обладания Афинами... Афиняне (в Х в. н. э. — А. Ф.) построили красивую церковь и водрузили в ней этот образ (христианской Богоматери — А. Ф.), который и нарекли Атенайя (т. е. античная Афина! — А. Ф.)» [42, с. 24]. Более того: «Предание образу Богоматери придает наименование «Атенайи» (т. е. античной Афины. — А. Ф.); позднее это же название придается образу «Панагии Атениотисее», который в средние века был высоко чтим в Парфенонском храме» [42, с. 25]. Итак, наряду с тождеством античная Афина = христианская Богоматерь обнаруживаем, что скорее всего знаменитый Парфенон был построен в средние века как христианский храм, посвященный Богоматери — Афине.

«Благороднейший из всех человеческих городов безнадежно погрузился в мрачнейшую для него византийскую эпоху... Новый Рим на Босфоре начинал взирать все с более возраставшим презрением на падшую руководительницу Грецию, на маленький провинциальный городок Афины» [42, с. 27—28].

«Что касается судеб афинских памятников, то они, в общем, остались в неизвестности... Греки просидели сотни лет, безвестные в истории, под сенью развалин седой своей древности... Некоторые из красивейших древних построек соблазнили афинских христиан переделать их в церкви. Когда именно совершилось это впервые и когда впервые афинский храм превратился в храм христианский, о том мы ничего не знаем. История афинских церквей очень смутна» [42, с. 29—31]. О Парфеноне: «Христианская религия обратила на свои потребности великую святыню античной городской богини на Акрополе (Парфенон. — А. Ф.), совсем почти не повредив храма... Во всей истории преобразования понятий античных верований и святынь в христианские не найдется ни одного примера такой легкой и полной подстановки (! — А. Ф.), какая постигла Палладу Афину замещением ее Пресвятой Девой Марией... Афинскому народу не потребовалось даже менять прозвища для своей божественной девственной покровительницы, ибо и Пресвятая Дева Мария ими теперь именовалась Parthenos» [42, с. 31]. Гипноз традиционной хронологии настолько силен, что Ф. Грегоровиус не делает никаких выводов из тождества античная Паллада Афина = христианская Богородица (Дева Мария).

Как и в Риме, множество античных храмов в Афинах оказались в средние века христианскими церквами, причем названия церквей почему-то чрезвычайно близки к их языческим названиям. Пример: «В церкви св. Димитрия... распознали (современные археологи. — А. Ф.) храм Деметры...» [42, с. 34]. Этот пример типичен Г42].

Средневековые Афины впервые появляются на исторической арене (после якобы многих столетий небытия) как небольшое византийское укрепление, «восстановленное» якобы Юстинианом I в VI в. н. э. на территории, населенной аваро-славянами [42, с. 36— 40]. Никаких следов «древних греков-эллинов» еще нет и в помине. Более того, аваро-славяне, согласно документу IX в. н. э., «настолько отторгли его (Пелопоннес. — А. Ф.) от Византийского царства, что никакой ромеец туда и ногой ступить не осмеливается» [42, с. 40—41].

Документированная хронология застает Парфенон (Партенон) в XII в. н. э. в роли храма Мадонны (Богоматери). Попытки проследить его историю в глубь средних веков (назад) наталкиваются на серьезные трудности [42]. Точно так же: «В чудном храме Эрехтеуме в неизвестную нам эпоху была устроена христианская часовня» [42, с. 46—47]. Вообще, «Акрополь превратился в святыню Пресвятой Девы Марии...» [42, с. 36]. Об Афинах VI—VII вв.: «Мы не имеем фактических доказательств в пользу существования в Афинах ни школ, ни общественных библиотек. Тот же мрак покрывает гражданское устройство города Афин в данную эпоху» [42, с. 48]. Почему же «улетучилась классическая мысль» из Греции? Куда исчезли «классические греки»? Почему полностью исчез знаменитый и якобы «древний, античный» военно-морской потенциал Афин? Этот потенциал, между прочим, «возродился» в XII—XIII вв. н. э. в крестоносную эпоху, как, кстати, и потенциал Венеции — Финикии. Как показывает изучение документов (см. анализ в [42]), византийские императоры (под властью которых находилась Греция) не были гонителями наук. Нет указаний на существование в Византии инквизиции, которая преследовала бы ученых. «Закрытие» знаменитой античной Академии в Афинах происходит, как растерянно говорит Ф. Грегоровиус, «бесшумно» [42, гл. III]. Глобальных военных переворотов и погромов Греция не знала (в интервале VI—VIII вв. н. э.). Замечательно, что и сам термин «эллины» появился в достоверной хронологии очень поздно. «Только в XV столетии Лаоник Халкокондил, родом афинянин, присваивает опять (через много сотен лет небытия. — А. Ф.) за своими земляками наименование «эллинов»...» [42, с. 51]. Вопрос: действительно ли в Греции ославянились в средние века первоначально населявшие ее эллины (как утверждает традиционная хронология) или же, напротив, эллинизировались (в позднее средневековье) жившие ранее здесь аваро-славяне? Теории об «ославянении греков» покоятся только на догадках и на хронологии, а с другой стороны, византийский историк Х в. Шафарик прямо пишет: «И теперь также почти весь Эпир и Эллада, Пелопоннес и Македония населены скифо-славянами» [42, с. 54, также коммент. 5]. Ф. Грегоровиус: «Ввиду подобных свидетельств со стороны византийцев, ославянение древнегреческих земель следует принять за исторический факт» [42, с. 54—55]. Славянские названия городов, рек, гор и т. д. густым слоем покрывают территорию средневековой Греции: Волгаста, Горицы, Границы, Кривицы, Глоховы, Подагоры и т. п. [42, с. 58]. «Наименования местностей, рек и гор показывают, что Элида, Аркадия, Лакония подверглись наиболее массовому заселению славянами...» [42, с. 57—58]. И только начиная с XIII—XIV вв. появляются впервые греко-эллинские названия, объявленные затем «очень древними» [42].

Только с VIII в. н. э. Константинополь начинает постепенно прибирать к рукам эту провинцию. «Византийцам самый край пришлось завоевывать как бы заново, обращаясь с Грецией, словно с вражескою страною» [42, с. 62]. Императрица Ирина послала в 783 г. войска в Грецию: «С богатой добычей... вернулся Ставракий оттуда, словно из завоеванной земли... Ни Коринф, ни Фивы, ни Афины при этом случае даже не упоминаются» [42, с. 62]. В VIII в. Греция служила местом ссылки политических преступников [42, с. 62]. В VIII в. Греция впервые (!) выступает на реальную политическую арену как страна мятежей и смешанного, более чем полуславянского населения [42, с. 62—63]. И тем не менее «после падения императрицы Феофано, Афины, как и прочая Эллада, настолько сходят со сцены истории, что затруднительно даже отыскать где-либо самое упоминание этого города... Единственно Пелопоннес, где славяне всего прочнее утвердились, давал повод византийцам по этой именно причине вмешиваться в греческие дела» [42, с. 66]. «В середине Х века Эллада и Пелопоннес могли представляться императору Константину... странами, впавшими в варварство, да и в XIII веке даже франкские завоеватели (крестоносцы. — А. Ф.) застали в Морее славянское население» [42, с. 71]. Но по-прежнему о Греции VIII—Х вв. фактических данных поразительно мало [42]. «Ни история, ни предание не нарушают для нас безмолвия, окутывающего судьбы достославного города. Это безмолвие настолько непроницаемо, что тот, кто исследует следы жизни (! — А. Ф.) знаменитого города в описываемые сюлетия, радуется, словно открытию, когда натыкается хотя бы на ничтожнейшие данные, вроде приводимых в «житии» св. Луки о том, что чудотворец посетил Афины...» [42, с. 74, 76]. Только в XV в. Греция и Афины начинают выступать «из мрака». Особую роль Греция приобрела в начавшуюся эпоху крестовых походов (XII—XIII вв.). Обладая хорошим портом (Пирей) и находясь в союзе с Венецией (Финикией, см. выше), Афины выдвигаются на одно из первых мест [42]. Это выдвижение нарушило равновесие, царившее в Греции. Пелопоннес воспротивился такому перекосу влияния, что и породило серию длительных войн на территории Греции, в которых участвовали также крестоносцы и норманны [42]. Интересно, что именно на этот период средних веков и падает при астрономической датировке (по триаде затмений) «История» Фукидида, описывающая Пелопоннесские войны. О войнах же в XII в. на территории Греции, согласно традиционной хронологии, практически ничего не известно.

Невероятная скудость данных о средневековой Греции может объясняться тем, что многие основные источники этой и предыдущих эпох (например, Фукидид, Ксенофонт и др.) были отброшены (при ошибочном датировании документов) в «древность», обнажив «белне пятна» в реальной истории Греции VI—XIV вв. н. э. Важно, что в Греции «лишь начиная с 1600 года (! — А. Ф.) хронологические даты показываются в христианской эре и притом арабскими цифрами» [42, с. 100—101]. Итак, современная шкала отсчета лет начала действовать в Греции только с XVII в. н. э. Весьма скромные хронологические вехи дают мало информации. «Влияние времени и погоды сильно затруднило разбор этих скудных надписей... они не проливают даже света на историю города Афин в века христианства... Исследователь средневекового прошлого города Рима в этом отношении оказывается в несравненно выгоднейшем положении (о проблемах в хронологии Рима см. выше. — А. Ф.)... Высеченная на камне летопись мертвецов в Афинах совершенно отсутствует...» [42, с. 101]. «В Афинах мы не встречаем, как в Риме, мраморных изваяний усопших епископов и настоятелей монастырей, сенаторов, судей и граждан; немногие надгробные камни, один-другой саркофаг без всякой статуи, да несколько надписей — вот и все, что в Афинах осталось от прошлого (не считая, конечно, стоящих тут же «древних развалин», относимых к другой эпохе. — А. Ф.)» [42, с. 101]. Об Афинах XII—XIII вв. в традиционной хронологии существует несколько противоречивых версий, по-разному оценивающих роль города. Согласно одной, в эти века город (и Греция) по-прежнему окутан мраком. Согласно другой версии, в этот период Афины начинают прирбретать значение крупного культурного центра. Например, английский летописец Матвей Парис сообщает, что в 1202 г. несколько греческих философов (вновь появившихся в Афинах после многих сотен лет небытия) прибыли из Афин к английскому двору вступили в церковные диспуты [42, с. 111]. В Афинах учились английские ученые [42, с. 111].

Крестовые походы были не только крупными религиозными мероприятиями, но и важными светскими событиями. Например, «латинский поход» был инициирован не только Иннокентием III, но и могущественными представителями светской власти Европы, французами, бельгийцами, немцами и т. д. [42]. В числе руководителей похода — граф Балдуин Фландрский, маршал Шампаньи Готфрид де-Виллегардуэн, граф Гуго де-Сен-Поль, Людовик де-Блоа и т. д. Все это — высшая знать Европы [42, с. 129]. Походы из священного мероприятия превратились едва ли не в самое светское из всех, когда-либо происходивших в мире. На территории Греции эти походы создали, оказывается, мозаику феодальных государств [42]. В традиционной версии роль латинских государств в Греции этого периода оценивается преимущественно с негативной точки зрения (см., например, [42]). Считается, что грубые и невежественные завоеватели похоронили великое греческое наследие. А с другой стороны, тот же Ф. Грегоровиус (только что обвинив крестоносцев в варварстве) неожиданно заявляет: «Новую историю для нее (Греции. — А. Ф.) открыли именно латины, и новая история эта оказалась почти такой же пестрой, как и древняя» [42, с. 138]. Так как Республика св. Марка, например, оказалась не в состоянии вступить в обладание всеми греческими землями, она предложила своей знати разделить эти области в качестве наследственных ленов! [42, с. 150]. «Венецианские нобили, жаждавшие приключений, пустились в греческие моря, изображая из себя аргонавтов XIII века» [42, с. 150]. Возможно, именно эти путешествия и составили основу будущих «древнегреческих» мифов об аргонавтах. Во всяком случае, именно это следует из разложения ГХК в сумму сдвигов (см. § 17).

Важно, что история франкских (крестоносных) государств на герритории Греции известна в традиционной хронологии XII— XIV вв. с большими пробелами, вследствие «недостаточности исторических документов...» [42, с. 158]. Ясно одно: «Феодализм был... могуч и мог создать государство живущее и... нескоропреходящее» [42, с. 158]. Ф. Грегоровиус: «То было время, когда сказки и предания превращались в действительность» [42, с. 164]. По нашему мнению, именно в эту средневековую эпоху и расцвела античная Греция. «Княжеский двор Готфрида II Вилльгардуэна... даже на Западе слыл за школу утонченных нравов» [42, с. 182]. В Фивах и Афинах осели генуэзские купцы, и между ними и венецианскими купцами развернулась плодотворная конкуренция [42, с. 184]. Это был бурный расцвет литературы и искусства, от которых, впрочем, как считается сегодня в традиционной истории, практически ничего почему-то не осталось [42]. Считается далее, что титул «Афинский герцог» был впервые введен только во время франкского владычества в Греции. И тут неожиданно оказывается, что некоторые старинные хроники утверждали, будто точно такой же титул существовал и в античной «древности» [42, с. 188 (4) — 188 (5)]. Историк Рамон Мунтанер (современник Данте) сообщает читателям нижеследующую легенду, абсолютно не понимая, что она резко противоречит современной традиционной хронологии (установленной, впрочем, значительно позже Мунтанера): «На мысе Атраки в Малой Азии находилась одна из троянских застав, недалеко от острова Тенедоса, куда обыкновенно... отправлялись знатные мужчины и женщины Романии... для поклонения божественному изваянию. И вот однажды Елена, супруга герцога Афинского, отправилась туда в сопровождении сотни рыцарей на поклонение, ее приметил сын троянского короля Парис, умертвил всю ее свиту, состоявшую из 100 рыцарей, и похитил красавицу герцогиню» [42, с. 188 (6)]. Итак, авторы XIII—XIV вв. представляли себе хронологию древних событий существенно иначе, чем последователи Скалигера. О датировке Троянской войны мы будем говорить ниже.

«Положение франкских государств в Греции в начале XIV столетия вообще может быть названо благоприятным» [42, с. 188 (34)]. Не следует представлять себе крестоносную эпоху как период постоянных войн и походов. Большую часть времени царил мир, развивалась торговля. «Латинцы, казалось, чувствовали себя... в безопасности в Греции; они развили там даже блестящую рыцарскую жизнь, и доказательством тому служит... парламент... в мае 1305 г. в Коринфе... На перешейке, где в древности в священной сосновой роще происходили игры Посейдона, рыцари ломали теперь копья в честь прекрасных женщин... Шумный праздник длился двадцать дней» [42, с. 188 (34)]. Франкские бароны «снабжали свои постройки греческими надписями» [42, с. 204—205]. Возможно, многие из них сегодня объявлены «древними». Традиционные специалисты сами отмечают некоторые параллели, имеющиеся между «древними» событиями и средневековыми на территории Греции. Например, Ф. Грегоровиус указывает на известное сражение при Кефиссе 15 марта 1311 г. н. э., которое практически одними и теми же словами и образами описано как в средневековых источниках (XIV в.), так и биографии Суллы у Плутарха (датируемой сейчас «глубокой древностью»). В этих двух описаниях практически полностью совпадают: географическая локализация сражения, предшествующие ему события, противники, победитель [42]. Ф. Грегоровиус: «На берегах Кефисса повторилась судьба войска Митридата, которое Сулла загнал когда-то в эти же болота» [42, с. 198]. Этот параллелизм полностью согласуется с ГХК.

Важно, что историей франкских государств на территории Греции впервые занялись только в XIX в. В. Мюллер: «Эти архивы дают нам лишь скелет той романтической драмы, театром которой была Греция в продолжение 250 лет (XIII—XV вв. — А. Ф.) и в которой играли руководящие роли: и живописная толпа бургундской знати, и германские рыцари, и военные авантюристы Каталонии... и флорентийские богачи... и, наконец, принцессы и высокопоставленные дамы из старейших французских родов» (Цит по: [12, с. 750]) [103].

В XII в. Парфенон действует как «латинский храм» афинской Девы Марии, «словно только что построенный» [103, с. 16], [12, с. 805]. Как будто двойник (!) знаменитой статуи языческой «Афинской девы, работы Фидия» (исчезновение этого античного произведения оплакивается в традиционной истории), в Парфеноне стоит знаменитая статуя католической Девы — Марии [103], [12, с. 806]. Статуя эта была создана в XIII в. н. э. [12, с. 806]. В XIII в. стоит и действует (и тоже как будто только что построенный) в Афинском Акрополе другой известный храм Афинской Богородице — Деве, называемый теперь античным Эрехтейоном [103, с. 17], [12, с. 807]. В XIII в. в исправности действует храм Георгия Победоносца, называемый теперь «античным храмом Тезея». Его «несомненная древность» была установлена лишь в XVII в. [103, с. 17], [12, с. 807]. В XIII в. в исправности функционирует весь Акрополь как активная крепость, защищающая Афины. Лишь затем она была объявлена «весьма древней». И так далее. Список см. в [103], [42], |12], [10].

«При дворе Феодора II жил знаменитый византиец Георгий Гемист (Плетон), воскресший античный эллин... фанатический почитатель древних богов...» [42, с. 308—309]. Именно в эту эпоху и начали расцветать «древние эллинские идеи», призывающие средневековых греков к единению против завоевателей [42]. «Весьма тягостно... полное отсутствие в Афинах и вообще в Элладе туземных летописцев. Так как византийские хронографы не удостаивали вниманием историческую жизнь эллинов, то потомство лишь у последних могло искать данных этого рода» [42, с. 326].

Греческая история (и в первую очередь «древняя») стала впервые формироваться во Флоренции в XIV в. «Строцци и Медичи... были филэллины, они поддерживали своими богатствами не только падающий византийский трон, но и изучение греческой литературы... Козимо пришел в голову план восстановить на Арно платоновскую академию (с Плетоном во главе. — А. Ф.)» [42, с. 330]. Из Флоренции началось первое распространение греческой литературы по Европе [42].

Началом археологии в Афинах был 1447 г. (XV век!), когда в городе появляется Кириак из Анконы. Он первый «ввел мир афинских развалин в область западной науки... он занимает поэтому почетное место» [42, с. 331]. Им был составлен первый каталог надписей и местных названий памятников [42]. Но эти документы погибли [42, с. 339], и современные специалисты знакомы с данными Кириака лишь по пересказам его труда у позднейших авторов XV—XVI вв. «С течением времени первоначальное название большинства античных памятников афинских, от которых во многих случаях оставались одни развалины, было забыто... фантазия любителей древности... постаралась связать их с именами выдающихся мужей прошлого» [42, с. 340—342]. Остатки Олимпиона (якобы «древнее» название) назывались в те века «базиликой», «так как никто не знал (! — А. Ф.), что это — развалины некогда всемирно известного храма Олимпийского. Кириак называет эти громадные развалины... дворцом Адриана, как называли его сами афиняне... В 1672 г. Бабин не знал, где находится в Афинах храм Зевса... Через несколько лет... Спон был в таком же недоумении... В развалинах Стои усматривали дворцы Фемистокла или Перикла; в стенах Одеона Ирода Аттика — дворец Мильтиада, в других развалинах неизвестных строений — дома Солона, Фукидида и Алкмеона. Еще в 1647 г. (! — А. Ф.)... Поэнтелю показывали древние развалины дворца Перикла, а башню ветров называли гробницей Сократа. Воспоминание о Демосфене было связано с памятником Лизикрата... Этот памятник хорега... назывался... фонарем Демосфена... Академия, Лицей, Стоа и сады Эпикура... исчезли бесследно. Во времена Кириака Академией называли какую-то группу базилик, или больших развалин, место которых теперь определить невозможно... Показывали также «дидаскалион» Платона «в саду»; кажется, это была одна башня в садах Ампелокипи... Ходили россказни о школах некоего Кайсарини на этой горе... Лицей или Дидаскалион Аристотеля помещали в развалинах театра Дионисия... Кириак списал здесь греческую надпись, не упомянув о великом философе... Стою и школу Эпикура переносили даже на Акрополь, в те большие строения, которые представляют собою, вероятно, часть Пропилеев, а храм Нике, кажется, принимали за... школу Пифагора. На западе от Акрополя показывали школу циников, подле которой непонятным образом очутилась также школа трагиков. Развалины у Каллироэ оказывались остатками сцены Аристофана...» [42, с. 340—342]. И так далее.

Важно, что весь этот сумбур, хаос названий, легенд и т. п. царил еще в XV—XVII вв.

В 1453 г. пала Восточная империя. Последние франки некоторое время еще защищали Акрополь, однако Омар, взбешенный упорным сопротивлением этой сильной крепости, приказал начать артиллерийскую бомбардировку Акрополя и его окрестностей. Акрополь был разрушен [42]. «Нижний город, сдавшийся неприятелю без боя, подвергся всем ужасам варварского нашествия... упорное сопротивление Акрополя привело янычар в ярость...» [42, с. 350—351]. Это было мощное разрушение, уничтожившее многие прекрасные памятники крестоносной эпохи XI—XIII вв. н. э., превратившее их в сегодняшние развалины, объявленные затем «очень древними». После турецкого нашествия в XV в. Афины снова (и уже в который раз) погружаются во мрак. «Вообще историк Афин и Греции во время турецкого владычества имеет перед собою задачу столь же трудную, сколько неутешительную. Он видит перед собою пустыню...» [42, с. 362]. «Запад... примирился с падением Греции и почти совершенно забыл ее... Уже в 1493 г. немецкий гуманист в своей хронике ограничился заметкой: «город Афины был славнейшим городом в области Аттики. От него остались лишь немногие следы...»» [42, с. 364—365]. Дошло до того, что в XVI в. «потребность науки иметь точные сведения о судьбе славного города нашла себе прежде всего выражение в вопросе: вообще, существуют ли Афины? Этот вопрос поставил один немецкий филэллин, Мартин Краус... Он обессмертил себя этим... Мартин Крузиус (Краус)... вновь открыл Афины. В 1573 г. он обратился с письмом к Феодосию Зигомале, канцлеру патриарха константинопольского, прося сообщить ему, правда ли, что мать всякого знания, как утверждают немецкие историки, не существует, что город Афины исчез с лица земли, а на его месте осталось лишь несколько рыбачьих хижин. Ответ просвещенного византийца вместе с позднейшим письмом акарнанца Симеона Кабасилы... были первыми точными сведениями, успокоившими немецкого ученого насчет существования города; они бросили первый слабый свет на состояние его памятников и растительную жизнь его народа (в котором, по уверению традиционной версии, живет, например, устное предание о том, что Парфенон был воздвигнут знаменитыми архитекторами Иктином и Калликратом при знаменитом ораторе и полководце Перикле, вожде демократической партии, возникшей в Афинах в V в. до н. э. н умершей вместе со своим вождем от чумы в 429 г. до н. ч.; правда, неизвестно, в каком месяце. — А. Ф.)» [42, с. 364—366]. Научная афинская археология началась только в XVII в. трудами голландца Жан де Мэра [42, с. 365—366]. Тем не менее «даже в 1835 г. один немецкий ученый... высказал мнение, что после Юстиниана на месте Афин была в течение четырех столетий необитаемая пустыня. Сравнительно с изучением города Рима археология Афин запоздала века на два» [42, с. 365—366]. «Только непосредственным знакомством мог быть разрушен упорно державшийся в Европе предрассудок, будто Афины не существуют: это была заслуга французских иезуитов и капуцинов. Первые появились в Афинах в 1645 г. ...» [42, с. 366]. Во второй половине XVII в. французские монахи составили первые планы города. Только с этого момента и начинается непрерывное и более или менее научное изучение Афин, причем в обстановке, когда традиционная хронология уже в основных чертах создана, а потому историки Греции опирались на эту хронологию, искажая тем самым вслед за историей Рима и псторию Греции.

§26. История религий

Традиционно считается, что каждая хронологическая эпоха имела свои собственные религиозные культы, разделенные столетиями и тысячелетиями. В то же время историками и этнографами XIX в. была проведена огромная работа по изучению всемирных религий. Выяснилось, что между религиями, традиционно отделенными друг от друга сотнями и тысячами лет, существует ненормально большое число «изоморфизмов» (иногда даже тождественных совпадений). Этог факт породил многочисленные теории так называемых влияний, заимствований, инфильтрации и т. п. Но эти теории базируются исключительно на традиционной хронологии (и порождены ею). Ввиду недостатка места поукажем только наиболее типичные примеры.

Так называемый «кельтический памятник», открытый в 1771 г., считается традиционно изображением языческого дохристианского бога лесов у галлов [12, с. 683], [263, с. 543]. Однако над головой этого бога отчетливо вырезано ESUS. Под давлением традиционной хронологии, историки тем не менее вынуждены считать, что это — все-таки дохристианский «бог Иисус», того же имени, что и христианский Иисус [263].

Изображениями христианского креста (особенно часто — в форме «ручного креста», совпадающего с одной из известных средневековых монограмм Христа: крест с петлей для его ношения на шее или в руке) буквально переполнены древнеегипетские изображения, традиционно датируемые многими веками и даже тысячелетиями до н. э.

А. Древс: «Я... придал... большое значение мифологическим параллелям между христианством и язычеством... Ведь кто не видит общеизвестного родства пасхальной истории евангелий с мифами и культовыми обрядами религии Аттиса-Адониса-Озириса и т. д., кто утверждает, что в мифах об Аттисе и Адонисе «совершенно не фигурирует» погребение и воскресение, кто надеется доказать отличие смерти Иисуса от рода смерти его малоазиатских родственников... кто в Марии Магдалине и других Мариях, стоявших у креста и гроба Спасителя, не могут узнать индийскую, малоазиатскую и египетскую богиню-мать Майю, Мариамму, Мариталу... Марианну... Мандану — мать «мессии» Кира, «Великую матерь» Пессинунта, скорбную Семирамиду, Мариам, Мерриду, Мирру, Майру (Меру) и Майю... «тот пусть не суется в религиозно-исторические вопросы» (выражение Вейса)» [4, с. 150]. А. Древс приводит огромный набор изоморфизмов, отождествляющих «святое семейство» Христа с другими «святыми семействами» малоазиатских и египетских богов [4]. Напомним, что, по евангелиям, Христос — столбован. И вот древнегреческая мифология рассказывает нам о Геракле. «Несущий столбы Геракл был в древности излюбленным символом... Причем, с этими столбами соединялся такой же мистический смысл, как с крестом Христа. Больше того, бог, согбенный... под тяжестью столбов встречается нам даже в самом Новом завете в образе спасителя... Двураменный крест в христианстве точно так же является символом новой жизни и божественного... как и оба столба в культе тирского или ливийского Геракла, Шамаша или Симона... На одном античном рисунке Геракл изображен несущим оба столба таким образом, что они образуют фигуру (косого) креста» [102, с. 49]. Все подобные факты указывают, по нашему мнению, лишь на общее происхождение как христианской, так и «древнегреческой» символики из одного общего средневекового источника.

Тождесгво столба и креста — хорошо известный мотив в христианской и античных религиях [102, с. 49]. Огромное количество христианских символов связано с так называемыми «ключами св. Петра», которыми он открывает «врата на небеса» [102]. Но оказывается, что и античная мифология насыщена образами богов и богинь, основным атрибутом которых является ключ (или крест в виде ключа). Таковы, например, греческий Гелиос, римский Плутон, египетский Серапис, адская царица Геката и т. д. [102, с. 58]. Еще Дюпюи [264] указал на фактическое тождество между Петром и римским богом Янусом (см. также работы Вольнея). Вот изображение бога Митры (так называемая «митраистическая икона» [102]). А. Древс: «Вряд ли случайно, что на это изображение походят некоторые христианские иконы — образы Христа. Вокруг головы божества — нимб, круг...» [102, с. 67]. И опять, отбросив традицию, мы видим, что эти данные (число их велико [102], [264]) указывают на одновременность этих культов, разнящихся только национальными особенностями мест локализации. Еще пример: «В Риме главное святилище Митры находилось в Ватикане (! — А. Ф.), на месте нынешнего собора святого Петра. Там он почитался вместе с еще раньше официально признанным Аттисом... Митра-Аттис носил здесь имя «папы-отца». «Отцом» (отец, — отец отцов) называется также верховный жрец этого бога, как «святым отцом» до сих пор еще именуется римский папа. Последний, подобно тому верховному жрецу — первосвященнику, носит на голове тиару или митру — головной убор Митры-Аттиса... обувается в красные солдатские башмаки жрецов Митры; заведует ключами «бога-скалы» (Петра. — А. Ф.) и приписывает себе власть «вязать и разрешать»... Папе католического христианства... соответствует архигалл... папа культа Митры-Аттиса. Этот языческий папа свое местопребывание имел на Ватикане, чтил Солнце как Спасителя, а в богине Кибеле поклонялся «Деве-Богоматери», которую обычно изображали сидящей с младенцем на коленях и которая в Деве Марии имеет свою христианскую параллель» [102, с. 69]. Митраизм, как и христианство, обладает: учением о чистилище, употреблением кропильницы, обычаем креститься, т. е. совершать крестное знамение, и т. д. [102, с. 70]. Полностью совпадают: обрядные формы публичных служб, совершение литургии на неизвестном народу мертвом языке, употребление гостии (причастной облатки, просфоры), стихарь, широкий пояс и епископская шапка и т. д. (исследования Дж. Робертсона [265], [102, с. 70—71]). Культ Митры и культ Христа практически неотличимы, а различие между ними в несколько сотен лет имеется только в традиционной хронологии.

Изучение вопроса показывает всю серьезность картины. Оказывается, с христианским культом практически совпадает «смешанный культ египетской богини Изиды, поклонники которой имели... свои заутрени, обедни и вечерни, удивительно напоминающие соответствующие католические, частично даже православные богослужения» [102, с. 71].

Не подвергая сомнению традиционную хронологию (отодвигающую культ Изиды-Озириса-Сераписа в глубокую древность), историк религии Н. Румянцев тем не менее вынужден заявить: «Это совпадение молитв египетского богослужения с христианской великой ектенией слишком большое и разительное, чтобы оно могло быть случайным» [102, с. 72]. Знаменитая «кафедра» (седалище) Петра в Риме (в Ватикане) также принадлежит, оказывается, к митраистическому культу.

Классической «страной крестов» считается Древний Египет; такие же христианские кресты распространены в древней Индии, Месопотамии, Персии. Огромное количество египетских богов (см. рисунки, барельефы и т. п.) держат в руках анаграмму Христа [99]. Таблица Н.В. Румянцева [99] содержит 32 видоизменения христианского креста, распространенных по всему «древнему» Средиземноморью и часто относимых задолго до начала н. э. Единство всей этой символики настолько поразительно, что одного этого факта (подтверждаемого огромным фактическим материалом), как нам кажется, уже достаточно, чтобы усомниться в правильности тех основ, на которых покоятся традиционные датировки всех этих культов. Знаменитый исследователь древних религий Дж. Робертсон: «Восточные боги-спасители — это родные братья Иисуса Христа» [265], [12, с. 695]. Н.А. Кун: «Священная трапеза культа Митры имеет полное сходство с христианским таинством причащения... Как христиане, так и митраисты считали праздничным днем воскресенье, и как христиане праздновали... «Рождество Христово» 25 декабря, так и поклонники Митры праздновали 25 декабря рождение своего «Непобедимого»...» [266], [12, с. 701—703]. До нас дошли памятники с изображением тайной вечери митраистов. На этих изображениях причастные хлебы помечены христианскими крестами! [102, с. З]. «Представление, что Митра пришел не из Европы в Азию, а наоборот, зиждется на том, что мы находим особенно много следов его культа в Ведах, в которых божество Митры является одной из главнейших фигур» [12, с. 704]. Отсюда следует только то, что и знаменитые Веды (обнаруженные, кстати, очень поздно) отнюдь не бесконечно древние книги, а поздне-средневековые. Митраизм присутствует к в «учении Заратустры». Традиционно считается, что религия Заратустры, жившего якобы в VIII в. до н. э., господствовала в Персии еще до покорения ее Александром Македонским, потом исчезла на 600 лет (!), а затем возобновилась при Сасанидах в IV в. н. э. [12, с. 715—716].

Дж. Фрезер: «Аттис... был для Фригии тем же, чем Адонис был для Сирии... Предание и культы этих двух богов были так между собою схожи, что древние иногда совершенно отождествляли их» [171, с. 19]. Вот как Н. Румянцев комментирует один из египетских рисунков: «Это — воскресение Озириса из мертвых после трехдневного пребывания его во гробе (см. евангелия. — А. Ф.). Изображен он в момент воскресения, восстания из гроба... Рядом с ним стоит его жена и сестра... Изида» [267, с. 10]. Другое божество подносит поднимающемуся Озирису крест [267]. «На третий день после смерти наступает... воскресение Озириса... этот праздник заканчивается «воздвижением столба Озириса» (ср. со столбованием Иисуса. — А. Ф.)... Посредством особых приспособлений... столб поднимался и ставился стоймя» [267, с. 10—11].

Древнегреческая религия также прекрасно знает Иисуса Христа со всеми его каноническими атрибутами. В частности, «Древняя Греция умирающего и воскресающего спасителя имела в лице Диониса и Вакха» [267, с. 41]. Детали см. в [267]. Вот 5 каменных барельефов, рисующих различные моменты рождения царя Аменофиса (считается 1500 г. до н. э. — за полторы тысячи лет до Христа). Н. Румянцев: «На первой картине божественный вестник Тот стоит перед царицей-девой Мет-ем-ве (Мария? — А. Ф.) и благовествует, что она родит сына (см. также древнегреческие мифы. — А. Ф.). На второй объясняется, кто будет отцом последнего: названная дева и верховный солнечный бог Аммон сжимают друг друга в любовных объятиях. Третья картина дополняет и раскрывает смысл предыдущей: непорочное зачатие от божественного семени. Эта идея образно выражена через поднесение к носу («дух»? — А. Ф.) Мет-ем-ве креста—знака жизни и округлостью живота... Так египетские жрецы на стене своего храма писали первые страницы биографии царственного богочеловека...» [267, с. 130]. Комментируя эту поразительную серию «христианских барельефов» Древнего Египта, Дж. Робертсон писал: «Наиболее точной является все же аналогия (сходство) с христианским благовещением, которую мы находим в египетском мифе о рождении царей» (цит. по: [267, с. 130]). Н. Румянцев: «В своих главных чертах она (т. е. евангелическая сцена благовещения Марии и непорочного зачатия. — А. Ф.) больше всего совпадает с соответствующими сценами из жизни мифических спасителей древности: еврейского... Самсона, вавилоно-финикийского... Таммуза-Адониса и индийского... Будды» [267, с. 132]. Далее: «Из пяти картин, изображающих различные моменты его (царя Аменофиса. — А. Ф.) рождения, три первые показали благовещение, любовное соитие... и результат соития — непорочное зачатие... На четвертой картине представлена самая сцена рождения царственного богочеловека, и, наконец, пятая рисует нам поклонение младенцу. Три коленопреклоненные человеческие фигуры (евангельские волхвы. — А. Ф.) приветствуют и подносят ему (младенцу.—А. Ф.) дары, а рядом с ними то же самое совершают и боги... Полагаем, что всякие дальнейшие объяснения к этим пяти картинам излишни» [267, с. 149].

Вот «египетское помазание — крещение фараона — царями-богами Гором... и Тотом... Они льют на царя священную воду, изображаемую здесь струями крестов... Крест же — в руках самого царя» [267, с. 198]. Греческие легенды о «древнем» боге Дионисе постоянно говорят о чуде превращения им воды в вино [267, с. 258]. Как уже давно отмечено специалистами, это полный аналог знаменитого евангельского чуда «превращения воды в вино» в Кане Галилейской. Сэнтив: «Кто же после этого не видит, откуда берет свое начало брачное чудо в Кане Галилейской... Начиная с культа Диониса и кончая христианским культом, вода никогда не переставала превращаться ежегодно 6 января в вино...» (цит. по: [267, с. 259]).

Огромная литература посвящена предъявлению изоморфизмов между легендами о Будде и легендами об Иисусе (в евангельском варианте). «Биография» Будды содержит не только основные евангелические мифы (чудесное зачатие, события при рождении, сретение и т. п.), но и более мелкие детали, вроде мифа о крещении, искушении в пустыне и т. д. Списки этих параллелей см. в работах А. Древса, Дж. Фрезера, Сэнтива, Румянцева и др.

Н. Румянцев: «Перед нами прошел целый ряд страдающих, умирающих и воскресающих богов древнего мира, мы видели их мифы, знакомились с посвященными им праздниками, обрядами и т. п. Но несмотря на то что у них разные имена, своеобразны мифы, различна родина или арена деятельности, все же невольно чувствуется, что в основе их всех лежит что-то одно, что-то общее. Больше того, на этот момент обратили свое внимание и сами древние... Действительно, если мы посмотрим на последние века до и после так называемого Р.Х., то найдем там любопытную картину. Все перечисленные нами божества со всем тем, что было с ними связано, тесно переплелись друг с другом, иногда даже до неразличимости. Озирис, Таммуз, Аттис, Дионис и пр. образовали какой-то один, общий, слитный образ, вылились в какое-то синкретическое (смешанное) божество, и оно почти безраздельно царило по всей обширной территории Римского государства... Божества превратились в одного многоименного, но, в сущности, единого спасителя. Такое тесное слияние произошло особенно в эпоху Римской империи, и в частности, в самом Риме» [267, с. 44—45]. Результаты применения наших методик показывают, что это слияние порождено слиянием в одной империи нескольких царств, считавшихся ранее различными.

Как видно из ГХК и ее декомпозиции в сумму сдвигов, для начала «эры геджары» (традиционно 622 г. и. э.) также есть несколько возможных вариантов, более поздних, чем традиционный. Опуская подробный анализ, укажем только, что хронология магометанства, как и христианства, также содержит много странностей [14]. Приведем один пример. Хронология, зафиксированная в Коране, иногда резко противоречит библейской (традиционной) хронологии. Так, Коран упорно считает Арона (Ария) дядей евангельского Иисуса! Марию — мать Иисуса — Коран объявляет сестрой Моисея и Аарона (Арона). Таким образом, Моисей и Аарон (с точки зрения Корана) оказываются в поколении, непосредственно предшествовавшем Христу. Это, конечно, разительно расходится с традиционной хронологией на несколько сотен лет, но вполне согласуется с нашей более короткой хронологией (см. ГХК и сдвиги). Вот сура № 19 Корана (см. [268, с. 239]). Комментатор И.Б. Крачковскнй: «Старейшая сура, в которой упоминаются новозаветные персонажи: ...Мария, Иисус...» [268, с. 560]. В суре рассказывается о рождении Иисуса — сына Марии. «О Марйам, ты совершила дело неслыханное! О сестра Харуна (Арона. — А. Ф.)...» [268, сура № 19, 28(27); 29(28), с. 240-241]. Комментарий к этому фрагменту: «Сестра Моисея и Аарона — мать Иисуса» [268, с. 561, № 17].

§27. Египет, Индия

В [269] приведен полный (на 1966 г.) список всех датированных демотических текстов Древнего Египта, дошедших до нашего времени: папирусов, черепков, стел и т. п. Существуют, конечно, еще тексты, датировка которых еще не установлена или невозможна. Нами построен график, показывающий распределение количества этих документов по годам (рис. 27.1). При этом обнаружился важный факт: Египет времен Римской империи III снабжен чрезвычайно малым числом документов. Основная масса текстов сосредоточена в эпохе империи II. Важно также, что провалы этого графика в точности совпадают с хронологическими границами империй II и III на оси времени. Тем самым в древнеегипетской хронологии также возникают (независимо от проведенных нами выше исследований) два блока не взаимодействующих друг с другом документов. Следовательно, сворачивание, укорачивание римской хронологии автоматически порождает и соответствующее сворачивание египетской хронологии. Причем это сворачивание не противоречит всей совокупности имеющихся сегодня датированных египетских документов.

«Египтология, благодаря которой рассеялся впервые мрак, покрывающий египетскую древность, зародилась всего 80 лет назад», — писал в конце XIX в. Шантепи-де-ля-Соссей [263, с. 95]. В частности, хронология Египта — одна из самых молодых наук — была создана на основе римско-греческой хронологии, а потому зависит от них. Первые египтологи, начавшие создавать хронологию, не обладали объективными критериями для проверки своих гипотез, что и привело к большим расхождениям между разными хронологиями Египта на 2—3 тысячи лет (см. выше). В ряде династических списков (дошедших до нас) для некоторых фараонов указаны длительности правлений, причем часто фараоны носят разные имена, а числа эти от списка к списку резко меняются. Например, для Аммен-Емеса указано 26 лет по Евсевию (2-й вариант) и 5 лет по Африкану. Разница более чем в 5 раз. Для Аммен-Офитса — 40 лет по Евсевию (оба варианта), 20 лет по Африкану и 8 лет по Офису [14]. И это — типичный пример.

Однако эти «данные» все-таки могут служить для каких-то размышлений, и нет оснований удивляться, что хронологи XVIII— XIX вв. попытались использовать эти цифры для хронологических целей, получая, правда, в итоге расхождения в несколько тысяч лет. Но ведь имеются египетские династии, о длительностях правлений которых вообще ничего неизвестно, например вся 6-я династия (по Бругшу). О большинстве ее членов нет никаких «биографических» данных, а потому странно наблюдать, как знаменитый египтолог Г. Бругш с какой-то угрюмой веселостью придает каждому фараону этой династии по 33,3 года, считая по 3 фараона в столетие (а почему, скажем, не по 10?). Вот его список: Ускара от 3300 г. до н. э., Тети от 3266 г. до н. э., Мерира Пепи от 3233 г. до н. э., Меренра от 3200 г. до н. э., Ноферкара от 3166 г. до н. э., Меренра Цафемса от 3133 г. до н. э. Эта «методика датирования» умиляет и не заслуживает даже обсуждения. Г. К. Властов: «Бругш... считает (как Геродот) по три поколения на 100 лет...» [317, с. 69, ком мент. 1].

Объективные трудности воссоздания египетской хронологии связаны еще и с тем, что «большая часть сохранившихся памятников с находящимися на них надписями... посвящена религиозным целям. Из дошедших до нас папирусов, быть может, девять десятых — религиозного содержания... Весь этот материал довольно односторонний; происхождением своим он почти всецело обязан существовавшим похоронным обрядам... Надписи же в большинстве случаев имеют характер кратких формул, содержащих имена богов смерти... Из царских гробниц, или пирамид, три большие (т. е. великие пирамиды. — А. Ф.) не имеют никаких надписей» [263, с. 99—100]. Династическая история Египта отнюдь не является непрерывной: в ней зияют провалы размером иногда с целую династию [14]. В то же время в традиционной истории давно замечено, что древняя египетская история характеризуется странной периодичностью. Например: «Если мы обратимся теперь к более поздним временам египетской истории, то, к удивлению своему, заметим, что саитская культура в точности воспроизводит (! — А. Ф.) культуру эпохи пирамид. Тексты, употреблявшиеся почти 3000 лет назад, снова входят в употребление. Снова могилы украшают на старинный образец» [263, с. 107].

Эти периодичности-возрождения получили официальное название «реставраций». Например, после 19-й династии «наступает реставрация... Египет снова возвращается к древнему времени строительства пирамид... На эпоху пирамид стали смотреть как на время, достойное подражания. Снова вызываются к жизни древние религиозные тексты, хотя они были понятны только наполовину. Погребальные обряды царей 4-й династии снова входят в употребление, пирамиды их реставрируются, древние титулы царей, бывшие в забвении более чем две тысячи лет, снова вводятся в употребление, искусство возвращается к солидному реалистическому направлению древнего царства...» [263, с. 173].

Конечно, для этих возрождений предложено традиционное объяснение: «Саитская реставрация принадлежит к самым замечательным моментам в истории египетской культуры и является лучшей иллюстрацией консерватизма египетского народного духа» [263, с. 173]. Вот что говорит о реставрации Б.А. Тураев: «Стараются редактировать официальные тексты архаическим, едва понятным для многих языком... Возрождаются забытые чины и должности; надписи того времени, даже у частных лиц, с первого взгляда можно принять за произведения Древнего Царства (это то же самое, как если бы вы, читатель, вдруг стали регулярно переписываться с друзьями на языке I в. до н. э. — А. Ф.)... В этом отношении особенно характерно для данной эпохи появление на стенах гробниц знакомых нам из Древнего Царства изображений полевых работ, сельских сцен и т. п. (через 2 тысячи лет. — А. Ф.)» [270, т. 2, с. 102—103]. Египет являлся, вероятно, одним из двух крупных религиозных центров Римской империи. Здесь был сосредоточен культ мертвых (трупы в песке не гниют — известный факт для местных жителей и египтологов), чем объясняется подавляющее преобладание погребально-культовой темы во всех монументальных и письменных памятниках Египта.

В Библии встречаются частые упоминания о таинственном городе ЕЙР-ДУД, (синодально Город Давида). В [14] собраны все упоминания об этом городе в Библии; оказалось, что практически во всех случаях он упомянут как место погребения богославских царей-императоров, т. е. — в силу династических параллелизмов— императоров Восточной Римской империи. «Город Давида» появляется все время внутри стандартной погребальной формулы: «И почил с отцами своими, и погребен с отцами своими в городе Давида» (см., например, 1—4 кн. Царств). В [14] приведены данные, показывающие, что скорее всего «город Давида» — не жилой город, а большой некрополь, Город Мертвых, царское кладбище. В этом некрополе (следуя династическим параллелизмам) похоронены, по крайней мере, следующие императоры: Диоклетиан, Констанций I Хлор, Лициний, Василий Великий, Феодосий I Великий, Аркадий, Феодосий II, Лев I, Зенон, Анастасий; при этом подчеркнем, что в традиционной истории гробницы этих императоров неизвестны (неизвестно даже, где они были похоронены). Итак, нужно найти в Средиземноморье большой погребальный комплекс, где должны быть захоронены не только эти 8 правителей, но, надо полагать, и их ближайшие родственники, члены царских семей, высшие государственные чиновники, представители жреческой власти и т. п. Такой некрополь действительно существует, причем один. Это—знаменитое поле пирамид и гробниц в Гизе, в Египте — в религиозном центре культа мертвых [14]. В меньших масштабах «пирамидальный стиль» представлен и в самом Риме—известная пирамида Цестия [318, фото XIII]. Возможно, Библия сообщает точную информацию о погребении богославских императоров, называвшихся в Египте «фараонами». Бальзамирование скорее всего возникло именно с целью предохранения трупов от гниения по дороге, во время длительной перевозки через Средиземное море. Здесь уместно вспомнить древнегреческие мифы о том, что путь в Страну Мертвых лежит через «громадную реку». Возможно, здесь имеется в виду перевозка через Средиземное море в Египет. Поскольку труп, попавший в сухие пески Египта сразу после смерти, не гниет, то необходимость в бальзамировке местных правителей могла остро не стоять. Поэтому не исключено, что часть знаменитых египетских мумий могла быть привезена в Египет издалека (в бальзамированном виде).

В связи с этим уместно привести результаты анализа основных фараонских списков, выполненного в [14]. Непредвзятое прочтение этих списков (Туринский папирус, список Манефона, Саккарская таблица), не скованное традиционной хронологией, ставит много вопросов.

Например, под № 16 в Абидосской таблице стоит Цесар-Ша (или с гортанным акцентом Цезарь-Шах). Это явное соединение слова «цезарь» с восточным его названием «шах» [14]. Под № 30 стоит Унас, но ведь это латинское слово Unus — «единственный», Под № 1 стоит МНА, которое греко-латинские авторы произносили «мэнэс», но ведь это греческое слово «монос», то же самое, что латинское Unus, и означающее «единственный». Это первичный корень слова «монарх» — «единодержавец», «единственный царь (рекс)» [14]. Почти во все начертания таблицы входит слово РЭ, символизируемое кружком — Солнцем. Но оно и египтологами считается тут не буквой, а титулом-символом единодержавца-теократа. Это итальянское Re — «царь», как он называется и теперь, и только у поздних классических античных авторов путем придыхания это слово, вероятно, перешло в Reh, затем в Regus и, наконец, в Rex [14]. Под несколькими номерами стоит РЭ ДЭД. Но ведь ДЭД — это еврейское произношение слова Давид (ДАУД) [14]. И тут же под № 14 нарисован человек с пращой, по-видимому, в воспоминание о том, что Давид убил камнем из пращи Голиафа (см. Библию) [14]. Вот несколько раз в таблице стоит слово «Жук», которое египтологи произносят «Хепер». Но это похоже на еврейское Heber, т. е. «переселенец». Изменение этого слова в «Хепру»— тоже библейское слово, hebri — еврей [14]. Под № 74 стоит Рэ Цесар Хеперу, что может означать Caesar Heber, т. е. «царь-цезарь-переселенец». Под № 13 стоит «Сента», но ведь это латинское слово Sanctus — «посвященный, святой». Под № 58 стоит Санх-Рэ, т. е. Sanctus Rex, т. е. «святой царь». Под № 59 стоит Рэ С. Хотеп Пата-Аб. Но Хотеп означает «служитель», Пата — «патер», Аб — «отец». Следовательно, все это выражение может означать «царь, св. служитель отца отцов». Отсюда легко следует [14], что часто встречающиеся, например, в Абидосской таблице отдельные буквы С, К, (или Ку) означают просто Sanctus и Quirinus, что отдельное М означает «монарх» и т. д., т. е. это сокращения стандартных средневековых терминов и символов. Слово Марен-Рэ (№ 37) может означать Marinus Rex, т. е. «морской царь». Формула Неф-Ерк-Рэ-Папа может означать: пророк-архиерей-папас (Отец) [14]. А встречающиеся в других египетских списках выражения вроде Биу-Рэс (Pius Rex), Хе-Рэс (ho-Rex) и т. д. еще более усиливают впечатление странности, которым веет от всех этих фараонских списков, как только мы откажемся от традиционной хронологии, отодвигающей их на тысячелетие в глубь веков. Не исключено, что отмеченное египтологами явное преобладание текстов религиозного содержания в Древнем Египте согласуется с гипотезой о том, что одной из наиболее важных функций этого региона было создание некрополя — места захоронения правителей из многих близких и далеких государств.

Археологические данные по Египту, при всем их богатстве, чрезвычайно хаотичны и не связаны друг с другом в непрерывную цепь. Археолог М.3. Гонейм: «Мы почти ничего не знаем ни об одном фараоне Третьей династии, за исключением Джосера (ему принадлежит крупная пирамида в Египте. — А.Ф.). К сожалению, даже это имя является более поздней версией, которая не употреблялась долгое время после его смерти и впервые встречается лишь в период Двенадцатой династии... В современных ему надписях Джосера именуют Гор Нетерерхер. Его же называли Нофереринхет» [271, с. 26]. В традиционной хронологии практически ничего неизвестно о фараонах, которым принадлежат три великие пирамиды Египта, хотя «нередко упоминают о стальном (! — А. Ф.) долоте, найденном в наружной каменной кладке пирамиды Хуфу (Хеопса, начала XXX в. до н. э.)» [272, с. 27, коммент. 23]. Конечно, сегодня считается, что этот стальной инструмент попал в кладку пирамиды «в позднейшую эпоху» [272, с. 27, коммент. 23]. В то же время стоит сопоставить пирамиды с постройками крестоносной эпохи, в которую были созданы грандиозные замки и укрепления. из гигантских каменных блоков, поражающих и сегодня воображение путешественников. Вспоминая, что Вавилоном называли средневековый Каир, можно высказать гипотезу, что Библия под знаменитой «вавилонской башней» имела в виду крупнейшую египетскую пирамиду Хеопса.

С хронологией Египта иногда пытаются связать хронологию восточных народов, например «списки месопотамских царей». Мы уже характеризовали выше эти списки словами археолога Л. Вулли: «Хронология списка царей явно бессмысленна». Месопотамские династии не дают самостоятельного хронологического скелета, и история этого региона восстанавливается в хронологическом смысле по привязке документов к египетской хронологии, что автоматически перестраивает хронологию Месопотамии при любом изменении хронологии Египта.

Положение еще более усугубляется наличием, например, следующих фактов. Археолог Л. Вулли, описывая раскопки одной из древнейших шумерских гробниц (традиционно датируемых тремя тысячами лет до н. э.), сообщает о находке набора туалетных принадлежностей. И вот оказывается: «Один из лучших экспертов заявил, что эти вещи арабской работы XIII в. н. э. (!! — А. Ф.). И порицать его за такую ошибку нельзя, — снисходительно говорит Л. Вулли, — ведь никто не подозревал, что столь высокое искусство могло существовать в III тысячелетии до нашей эры!» [110, с. 61].

В традиционной истории известно, что «хетты» были «обнаружены» только в 1880 г., когда профессор Арчибальд Сэйс прочитал лекцию, в которой, основываясь на анализе Библии, заявил о существовании «древнего народа хеттов» [273, с. 21]. Сэйс был награжден титулом «изобретателя хеттов» [273]. Изучая Библию, Уильям Райт и Сэйс выяснили, что «хетты» жили севернее так называемой «земли обетованной», что и поместило хеттов (в рамках традиционной истории) в Малую Азию, севернее Палестины, которая сейчас отождествляется с библейской «землей обетованной». Однако результаты применения методик и непредвзятое прочтение оригинала Библии (см. § 6) показывают, что, вероятно, под «землей обетованной» понималась Ломбардия в северной Италии. Тогда библейские хетты должны были жить севернее Ломбардии. Согласно той же традиционной истории, севернее Ломбардии жили готы. Это наложение «хеттов» на готов подтверждается и методикой династических параллелизмов. Вот — корень ошибки, невольно совершенной Сэйсом и Райтом, которые призвали разыскивать следы хеттов не в Европе, где их и не нужно было искать, так как они прекрасно были известны как готы, а в Азии, куда традиционно были отнесены библейские события. Вскоре некоторые археологические находки в Малой Азии и были приписаны хеттам (без достаточных на то оснований), чем и зафиксировалась еще одна натяжка в рамках традиционных локализаций.

Дадим краткое резюме по хронологии Индии. Н. Гусева: «Историческая наука сталкивается в Индии с такими трудностями, которые даже не могут представить себе исследователи, изучающие древнюю историю других стран и народов (это написано в 1968 г.— А. Ф.). И главной среди этих трудностей следует назвать полное отсутствие датированных памятников» [274, с. 5]. Все основные хронологические вехи индийской истории установлены путем сопоставления с римской, греческой и египетской хронологиями. Д. Косамби: «В Индии по существу не сохранилось так называемой исторической литературы... Мы располагаем лишь туманной народной традицией и очень малым количеством документальных данных, более ценных, чем данные мифов и легенд. Эта традиция,— утверждает индийский ученый, — не дает нам возможности восстановить имена всех царей. То немногое, что сохранилось, настолько смутно, что до мусульманского периода (т, е. до VIII в. н. э. — А. Ф.) почти ни одна дата, связанная с любым персонажем в истории Индии, не может считаться точной... До нас не дошли труды придворных летописцев; некоторое исключение в этом отношении составляют лишь Кашмир и Камба» [274, с. 19—20]. «Все это заставляет некоторых вполне серьезных ученых утверждать, что Индия не имеет собственной истории» [274, с. 20]. Например, о древней культуре долины Инда: «Письменные памятники Индской культуры до сил пор остаются нерасшифрованными... Ни одна находка не ассоциируется с каким-либо определенным лицом или историческим эпизодом. Мы не знаем даже, на каком языке говорили люди, жившие в долине Инда...» [274, с. 65—66]. В древней индийской истории имеются громадные провалы в хронологии размеров более 600 лет [274, с. 65—66]. Как и Европа, после начала н. э. Индия «внезапно» оказывается на «варварском уровне развития», начиная снова свой путь к вершинам цивилизации (многие из которых якобы были уже достигнуты «в древности») [274, с. 93]. Только начиная с VII в. н. э. начинается постепенный подъем индийской культуры на арианской (арийской) идеологии. В индийской истории ариане получили, вероятно, прозвище «арьев», а хронологическое опускание их в глубокую древность породило знаменитые теории о мистических «арьях».

Документы, рассказывающие о культе Кришны в Индии (специалистами по истории религий давно установлены параллели между «Кришной» и «Христом»), весьма позднего происхождения: «Повествование о жизни и деятельности Кришны было полностью завершено не ранее чем к XII веку нашей эры...» [274, с. 122]. Есть данные (здесь мы их опускаем), позволяющие предположить, что эти документы отражают евангелическою реформу Гильдебранда в XI в., принесенную миссионерами в Индию.

Средневековые авторы помещали «Индию» иногда в Африку, в Италию (см. выше также INDIA — IUDJA, возможно, «Иудея»). В связи с этим отметим следующий странный факт. Считается, что Александр Македонский дошел до Индии и разгромил царя Пора, завоевав многие индийские области. Такое крупное событие должно было бы оставить след в индийской истории. Но: «Это нашествие... прошло совершенно незамеченным в индийской традиции, лотя некоторые иностранные историки до сих пор считают его единственным крупным событием в древней истории Индии» [274, с. 143]. Правильно ли географически локализованы походы Александра?

Древняя история Индии во многих существенных вопросах пишется на основании рукописей, найденных только в XX в. н. э. Например: «Главным источником сведений о государственной политике и государственном устройстве Индии в эпоху возвышения Магадхи является «Артхашастра» — книга... найденная только в 1905 году, после многих веков полного забвения» [274, с. 146]. Изучение этой книги показало [274], что это просто индийский вариант знаменитого средневекового труда Маккиавелли, а потому датируется эта книга скорее всего не ранее эпохи Возрождения.

«Первая значительная запись на санскрите обнаружена в Гирнаре и датируется приблизительно 150 г. н. э.» [274, с. 172]. Расцвет санскритской литературы в Индии датируется (в традиционной истории) XI в. н. э.! [274]. Средневековая история Индии также зияет хронологическими провалами размером в столетия, запутана и хаотична [274]. «Равнодушие браминов ко всему реальному в прошлом и настоящем... вычеркнуло из памяти людей историю Индии... Для воссоздания истории и картины... древней Индии... мы вынуждены опираться на сообщения греческих географов, арабских путешественников... Не существует ни одного индийского источника, который мог бы сравниться по ценности с сообщениями чужеземцев» [274, с. 180]. «Имена отдельных царей погружены в приятный (? — А. Ф.) полумрак легенды. Мы не располагаем ничем, что напоминало бы дворцовые летописи» [274, с. 192]. Знаменитый индийский эпос «Махабхарата» (датируемый, конечно, задолго до н. э.) стал хронологически известен после «древнегреческого эпоса», т. е. всплыл на поверхность лишь в Возрождение. Уже давно отмечено большое число параллелей между «Махабхаратой» и поэмами Гомера [125]. Существует, конечно, и теория, объясняющая этот факт: «индусы пересказали Гомера» [275, с. 13]. Это ставит датировку «Махабхараты» в зависимость от датировки поэм Гомера. Бог «Кришна» прямым текстом упомянут в Библии [125, т. 4, с. 17]. Согласно индийским источникам, «Кришна» практически отождествляется с «Христом» [125, т. 4].